Гра в класику. Відгук на «Сторінку кохання» (російською)
Волшебство Парижа с противоречивым послевкусием
Эмиль Золя - один из удивительнейших писателей. Как можно одновременно поражать тебя возвышенностью и низменностью, глубиной и поверхностностью? Ты прошел через его прозу в юности, расстался с его произведениями без сожаления, а потом открываешь "Страницу любви", и как будто открываешь его заново. Со всеми его противоречиями... Так свежо, по-новому, тонко и нежно звучит его проза, так неподражаемо роскошно стелется перед тобой история... Этот роман, который можно было бы счесть для Автора слишком поверхностным, слишком пасторальным, читается именно как страница жизни, одна из иллюстраций. История любви, пленяющая, втягивающая тебя с первых взглядов и через ее призму - одна из неотъемлемых сторон Парижа. Если бы здесь была лишь романтическая линия, если бы вся книга была наполнена лишь описанием Парижа, это было бы сплошное удовольствие. Ты переворачиваешь страницу за страницей, и Париж предстает пред тобой мечтой, оживает, пленяет своим волшебством. Ты словно любуешься на его величественными панорамы сам, чувствуешь тепло заказных золотых лучей, слышишь звуки, наполняющие его жизнью ... Как тонко удалось автору передать эмоции и чувства двух героев, как точно подмечена та особая близость, которой не нужны слова. И как пронзителен переход от этой пылкой нежности к страсти и гневу, а затем к спокойному прощению, забвению, тихой печали, воспоминаниям, словно тень ушедшей вместе с отношениями бурей эмоций... Бесконечная нежность, наполненность взглядов, пронзительность чувств, о которых не говорят... И рядом с этой эмоциональной восхитительностью - не менее пасторальная любовь автора к Парижу. Те самые пять сцен-описаний, которыми заканчивается каждая из пяти частей романа - лучшее, что в нем было.
И все бы ничего, если бы этого волшебства не нарушал сам автор. Более чем странные отношения с Жанной (то ли Золя совершенно не понимает природы отношений матери и дочери, то ли он не понимал и не любил детей...), причем с обеих сторон, вся сюжетная линия ревности ребенка, смерти Жанны и всей болезни, что ей предшествовала, этого эмоционального пике под дождём у открытого окна, поведения девочки кажется написанной едва ли не дилетантом. Злость, обида, горечь это ещё понятно, но сознательное медленное угасание, умирание, ощущение себя старой в ребёнке 12 лет в то время?! И «Элен снова забылась» на фоне этих страданий дочери, как и все её спокойствие и безмятежность спустя два года никак не вяжется со стилем и словом, с глубиной, благодаря которой Париж стал полноценным действующим героем романа. Да и помимо центральных сюжетных линий есть немало «но». То, как Золя уничижительно отзывается о Розали и Зефирене, как раскрывает их персонажи, коробит и выбивает тебя из зоны комфорта. То, что речь идет о прислуге и «низших сословиях», не дает права считать их недолюдьми, примитивными, жалкими, ограниченными. Крестьянская растерянность, крестьянское лукавство, сытость и примитивные инстинкты... Как будто крестьяне не люди вовсе. У них нет ни стремлений, ни чувств, ни красоты, ни благородства. И наслаждаться они могут только приятной сытостью... Да и в отношении господина Рамбо с его "буржуазным тяжелодумием", и со старым лекарем, который не ровня богатому и молодому Деберлю, Золя отнюдь не гуманен... Эти элементы отталкивают, раздражают, столь ярко контрастируют с пасторальностью всего остального, что в конце концов пересиливают очарование Парижа. "Пустая головка" госпожи Деберль, совершенно нелепая болтовня тетушки Фэтю лишь усиливают это впечатление.
Золя вновь ошарашивает сочетанием красоты слога, способности так тонко и глубоко чувствовать и какой-то безумной ограниченности взглядов, шовинистичностью, высокомерием и недалекостью, граничащей с преступным ханжеством и пустотой. И мастерством художника, не меньше. Как может один классический роман одновременно вызывать прямо противоположные эмоции, остаётся для меня загадкой
